Во власти образаХорошо известны истории людей, которые влюбляются в предметы. Например, нас уже почти не удивляет то, что Эрика ля Тур вышла замуж за Эйфелеву башню, а Аманда Либерти обожает Статую Свободы. Либидо прикипает к образу и далее человек живет как в тумане, посвящая себя самого служению Вещи, das Ding. Такими вещами становятся фигуры модных писателей, их героев — почитатели наделяют их особым значением, сакральным смыслом, пытаются им подражать. Так почему же нас должен удивлять человек, считающий себя героем книги?

Мне пришлось столкнуться с подобным терапевтическим запросом — как избавиться от власти искусственно сконструированного романами образа. Образы болезненно завораживают и не отпускают внимание, начинают жить своей жизнью. Оказывается, что для реализации работы скорби необходимы инструменты — открепление некритично расставленных точек фокусировки от "П". 

Фрейд З., в Скорби и меланхолии, 1915.

До того, как надрез будет произведен, требуется понять, где, как, чем и почему
Перед вами, уважаемые читатели, одна десятая часть текста, который появился как побочный продукт такой работы. Отрывки его увидели свет в журналах Лаканалия №10-11. Постепенно на сайт добавятся остальные фрагменты - скорость будет зависить и от вашего feedback'a.

Ход и условности работы

Анализировать как общий текстуальный континуум. С особым вниманием к романам и к их периодизации, потому что именно в такой последовательности анализантом воспринимались и достраивались образы. Для наглядности можно в один текстовый файл. 

Еще раз — речь пойдет только о том, что реальный писатель Пелевин Виктор Олегович [ПВО] посчитал возможным высказать в произведениях, то есть о Главном Герое [ГГ] в тексте, а не о конкретном субъекте в жизни. Конечно же, ПВО ≠ ГГ. 

Лирический герой, литературный персонаж — далеко не всегда и далеко не во всем автор. Конечно, реальная личность писателя не может прямо соответствовать позициям, мыслям персонажа. Кроме того, литературного героя в прямом смысле этого слова не существует — это воплощенная драма, тот объем шара, который возникает, если легонько щелкнуть по ребру монетки и пустить ее кружить по столу. И прямо на поверхности этой плоскости располагается Желание. Гамлет не жил, и поэтому не умирал. А вот в том смысле, в котором он все-таки существовал, мы и можем подойти к буквенному разбору материи, но не бытия. 

Как обеспечивается узнаваемость образа

Протагонист — всегда задумчивый и мечтательный молодой человек, увлекающийся чтением и размышлениями о вселенских судьбах.

И Generation "П", Операция “Burning Bush” содержат одно и то же: социально неадаптированного, но философически настроенного субъекта. Его мучают опасения, связанные с нехваткой, что ему чего-то не достанется: семерок (ДПП), мирового зла (Тхаги).

В ЧиП мы видим окончательное выделение значимых фигур, разбираться с которыми Петр уезжает во Внутреннюю Монголию. В последующих текстах происходит развитие взаимоотношений, наметившихся в результате формирования Идеального Я [ИЯ] ГГ. Символически ИЯ представлено солнцем, Амоном, песней I'll follow the sun, оперой об Эхнатоне, Sun-банком (ПВО обыгрывает омофонию санитарный-солнце), санитаром леса Волком...

Почему важно это однообразие? С его помощью обеспечивается узнаваемость образа. При чтении первого романа перед тем, как отождествиться с героем, нужно проделать солидный объем работы — найти общие черты, приписать ему определенные эмоции, додумать ряд мотиваций, достроить собственные воспоминания. Если герой принципиально не эволюционирует от текста к тексту, с ним легче отождествиться по созданной ранее в воображаемом схеме, чтение требует меньших затрат энергии. Кстати, этот фактор во многом определяет для прежних читателей тот ли окажется новый текст или уженетот.

Вкратце, сюжеты — ЧиП, Empire V, S.N.U.F.F.— имеют весьма узнаваемый мотив инициации. Героя подбирает некто на дорогом авто, ссужает средствами, помогает "подняться", и вот он уже царь и бог.

Решение приходит со стороны

Кто бы отказался от такого прикида?Героя инициирует в Мир Мужчин старший и более опытный товарищ. Затворник, Хан, Морковин, Чапаев, Лебеденко... Тема военных — рефрен (начинать отсчет можно с летного училища в Омон Ра, далее — повсеместно). Везде мелькает ФСБ. Ну а самолеты и летчики — самый прямой и недвусмысленный показатель фалличности (и в Бубне верхнего мира, и в Зенитных комплексах Аль-Эфесби, и в описании полета Шварцнеггера с Просто Марией).

В ранних рассказах связь военные — фалличность не менее заметна. Там непосредственно указывается на фигуру некоего полковника танковых войск Лебеденко, который помогает волчатам стать волками.

Его фамилия связывается с демонстративной агрессивностью: в Чапаеве и Пустоте об этом свидетельствует взятый в скобки пассаж о роли лебедки на джипах.

Но по пути наверх нужно побыть клоуном у пидорасов, чтобы не стать пидорасом у клоунов (Empire V). Иногда — весьма буквально и прямо-таки физиологически (ДПП):

- Оказывается, я не только пидор, — сказал он наконец. — Оказывается, я еще и тварь дрожащая…
- Да? — тускло переспросил милиционер. — И чем вы это объясняете?
Степа пожал плечами.
- Может быть, подсознательные склонности, в которых не отдавал себе отчета. Раболепие, которым заразили детскую душу в советские времена… А может, порошок такой.

Конечно же, вслух высказать предположение — не значит его проработать. Но зато ГГ принят в тусовку (ДПП):

— Здорово, — жизнерадостно крикнул в трубке Лебедкин. — Как дела? ... Добро пожаловать в члены клуба!

В Проблеме вервольфа, чтобы стать членом стаи, необходимо совершить символическое убийство предыдущего ее члена и встать на его место. Интересно, что в позднесоветских подпольных залах и околовосточных тусовках привести новичка можно было лишь раз в год, как правило, после ухода из ООО "Сенсей" © одного из старых членов. За поведение и за адаптацию новичка вначале отвечал его семпай, то есть тот, кто его и привел.

Подробнее о Сопернике в соответствующем разделе.

О реальном прототипе таких тру-чуваков было написано многословно, но несколько бессистемно.

Например, у В. Лебядко, Хроники российской саньясы. Здесь не станем останавливаться на художественных и мировоззренческих особенностях этого произведения.

Нас же в прикладном смысле интересуют его функции (Священная книга оборотня):

декорации все время свежие, даже чересчур. Но сама пьеса не меняется уже давным-давно

поэтому рассмотрим их. 

Содомский ли идеал?

Далее по тексту ДПП цитируется Достоевский:

Иной высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским…

Об идеале Мадонны обязательно поговорим чуть позже (в разделе о женских персонажах), а пока давайте процитируем З. Фрейда, его статью Достоевский и отцеубийство:

Из обоих факторов, вытесняющих ненависть к отцу, первый, непосредственный страх наказания и кастрации, следует назвать нормальным, патогеническое усиление привносится, как кажется, лишь другим фактором — боязнью женственной установки. Ярко выраженная бисексуальная склонность становится, таким образом, одним из условий или подтверждений невроза. Эту склонность, очевидно, следует признать и у Достоевского, — и она (латентная гомосексуальность) проявляется в дозволенном виде в том значении, какое имела в его жизни дружба с мужчинами, в его до странности нежном отношении к соперникам в любви и в его прекрасном понимании положений, объяснимых лишь вытесненной гомосексуальностью, — как на это указывают многочисленные примеры из его произведений.

Midnight in Dostoevsky (by Don DeLillo) То есть, речь идет об опасениях героя, о его тревоге, связанной с гомосексуальностью, а не о его реальном поведении. Интенсивные двойственные чувства героя к мужчинам свидетельствуют не о том, что он реализует мужеложство, а о том, что влечение им вытесняется.

Герой Чака Паланика высказывается более прямолинейно (SnuFF):

Это мой самый главный страх в жизни: что я подставил свой зад этим парням, которых хватило бы, чтобы составить пять бейсбольных команд, лишь бы доказать себе, что мой отец — не извращенец.

Его герой в раннем детстве стал объектом сексуальных действий со стороны отца, и стремился любой ценой доказать себе, что проблема в нем самом. Иными словами, его пассивность служит для оправдания отца с помощью мазохистского самообвинения: проблема не в нем, а во мне.

Гомосексуальность героя не эротическая, а артикуляционная. Манифестация гомосексуальных влечений нужна только для предъявления доказательств о "нормальности" Другого.

Но необязательно, чтобы действия отца имели место в реальности - ребенку, чтобы испугаться, достаточно было их просто вообразить. Поэтому рефреном звучит «Один раз — не пидарас!» (EV), так как символическая пассивность нужна скорее de structure, чем как средство физиологического наслаждения.

"Возможно, Пелевин имеет ввиду выражение лечь под власть" - 

- Господин Гексаграмм, о ДПП (NN) http://pelevin.nov.ru/stati/o-dppnn/1.html

Babylon

Возможно, но возможно и то, что Полковник наглядно демонстрирует, как скроить из тряпья, намотанного на швабру (Принц Госплана) одеяние для восхождения на Вавилонскую башню ().

ГГ размышляет (Т):

...и еще хорошо, если Аксинья, – думал он, глядя на спешащих по делам людей, – а не какой-нибудь морячок или кучер.

Здесь раскол:

- чтобы идентифицироваться с Другим, необходимо манифестировать гетеросексуальность;

- но чтобы получить окрашенный Желанием взгляд Другого, требуется подчиниться и отказаться от мужественности.

Заявление Степы "ЩИТ (Shit) HAPPENS" (ДПП) — прямая манифестация более не сдерживаемой анальной агрессии, и именно это не нравится крышующему Sun bank (sun, солнце, омофон son, сын) Лебедкину. Он начинает вклиниваться во все попытки подопечного проявить себя. Степе крайне несимпатично, что Полковник собирается заниматься Интернетом. После вмешательства Полковника в медиа-проект концепт извращается, выворачивается наизнанку, и начинает приносить герою проблемы.

Здесь снова акцентуируется тревога, связанная с угрозой реализации гомосексуальности — от нее может защитить подчеркнуто гетеросексуальный выбор объекта. Идеальное Я должно манифестировать гетеросексуальную фалличность, даже если Желание направлено на частичные прегенитальные объекты. В Идеальном Я герой постоянно доказывает, что его Идеальный отец — нормален и гетеросексуален. И что ГГ сам провоцировал Отца на агрессивные действия (понимаемые героем как действия сексуального характера) своей мазохистской установкой.

Все, к чему прикладывает руку Отец, обречено разрушиться, испортиться. Именно за то, что он был вынужден "прогнуться" под отцовскую фигуру и принять пассивную роль ведомого, ГГ впоследствии мстит Отцу. 

Характер и анальная эротика

По этой же причине особо оговаривается важность места, занимаемого в текстах анальной эротикой (СКО):

...достаточно сравнить тюремный жаргонизм "толкать говно" с выражением "вкладывать деньги". Я к анальному сексу отношусь положительно. При нем из мужского организма выбрасывается особенно много жизненной силы, и это лучшее время для сбора энергии ... важно не разгневать небо и духов своей жадностью.

Там же несколько абзацев уделяется играм со словом shit.

Текст Девятый сон Веры Павловны завершается наводнением из фекалий. В Жизни насекомых отец учит сына толкать шар навоза. В S.N.U.F.F.'е пилот Карпов управляет секс-куклой, сидя на унитазе. В Generation "П" начальника Вавилена зовут Легион Азадовский. Русская аббревиатура названия этого романа звучит схожим образом (GPЖП). Когда Вавилен просит разрешения лечь на пол и понюхать ковер с кокаином у его ног, начальник отвечает — "Говно вопрос". В ДПП фамилия притесняющего Степу банкира — Сракандаев.

Примеров слишком много, чтобы можно было дать их исчерпывающий список здесь.

Долг и устранение репрезентации Имени Отца

Заметен ряд рационализаций и отрицаний.

Во-первых, символическое убийство Лебедкина происходит после особо жесткого наезда на героя с требованием вернуть долг (ДПП). Перед этим Степа одевается святым отцом и недвусмысленно атакует врагов лингамом, огнестрелом в резиновой оболочке.

Во-вторых, он голосует ногами — уезжает из страны (ДПП), убегает, не выплатив долг по общему проекту. Но формально ГГ не виноват: это она (Прекрасная дама Мюс) забрала все деньги. Так же поступает с хозяином киоска, своего первого рабочего места, и Вавилен: он тайком уходит.

В-третьих, Степа косвенно способствует убийству Полковника вчерашними послушниками, в критический момент лишая его поддержки, денег и тем самым нанизывая на "осколочное тело" чеченского взрыва. Тему взрывов продолжает сотрудник русских спецслужб Шитман, назвавшийся исламистом (СКО):

Недаром по-английски Большой Взрыв звучит как Большой Трах. 

В последующих текстах теме перебрасывания долга все так же уделяется внимание, она усложняется и обрастает сложными условностями, деталями.

Конкретные примеры по ключевому слову "взрыв"; по поводу долга подробнее см. раздел Du riechst so gut -голосуем внизу страницы!

В Generation «П» должника спасает начальство, Гусейн словесно передает браткам долг Татарского. Но братков убивают возле дома Татарского чеченцы. За их счет открывается путь к следующей репрезентации: Вавилен идет на повышение.

В ДПП Ису и Мусу ликвидируют правоохранители, которые сами потом становятся жертвами взрыва.

Исполнители "мокрухи" по очереди как бы перебирают на себя долг, но никак не могут расплатиться. То есть, концепция мужественности уровня ислама помогает при деконструкции т.н. совкового каратешного дзена (TM), но позже и она уходит в тираж, а все "свидетели" устраняются. Разветвленная символическая структура радужного тела рушится при апеллировании к беспорядочному биологическому.

Закон формулируется в последующих текстах (СКО):

Небо не так хмурится, когда мы проявляем сострадание и отдаем часть жизненной силы назад ... Формально духам в этом случае карать не за что. А совесть все равно не обманешь, поэтому про нее можно не думать.

Интересно сопоставить эту мифологему с "лучами" Шребера в Психоаналитических заметках об автобиографическом описании случая паранойи З. Фрейда.

Иначе говоря, агрессия ГГ состоит в пассивном стравливании властных фигур для сведения счетов — то, что Лебеденко делал открыто, у ГГ случается как бы ненароком, обидчики наказываются словно сами собой. Сложной схемой разборок и взаимозачетов, переходящей из романа в роман, как видим, ГГ витиевато отвоевывает самостоятельность, связанную с символическим долгом.

По Голгофе бродит [ряженый] Буддой и кричит "Аллах Акбар!"

Отец героя умер из-за того, что (Македонская критика французской мысли):

взял за яйца серую лошадку, чего делать не следовало.

Тем самым обнаруживается, что его насильственная смерть заслужена и закономерна. Все же после этого у Насыха Нафика следует период регрессии с мультиками и геймами. Здесь развилка: амбивалентный Отец окончательно разделяется на два различных образа.

Первый — грубый евроазиат, на чьи средства ГГ дискурсирует, и это ему неприятно. 

Второй — туманно выражающийся философ, о чьих концепциях ГГ рассуждает в логике рассмотренного выше эротизма (МКФМ), признавая при этом, что он был истинным отцом большинства его идей.

К сравнению с проблематикой связи отцовства и Lumpf у З.Фрейда, Анализ фобии пятилетнего мальчика. 

Но расправиться с ними оказалось не так-то легко — проговорить вслух набор ярлыковых диагнозов еще не значит проработать слепые пятна. Высказывание надо что-то делать еще не означает, что что-то конструктивное будет сделано.

Мщение продолжается и в S.N.U.F.F.'e, для чего философ ассоциируем с мужеложцами и обвиняем в покушении на жизнь Дамы. Убийство Полковника переосмысливается героем, воспоминания дополняются и шлифуются. После периода регрессии он сам начинает чтить культ Атона (ДПП):

Опера «Эхнатон», посвященная египетскому фараону-реформатору, который сверг старых богов и провозгласил нового, казалась Степе историей про него самого.

Мы помним, что именно писал об Эхнатоне и о культе Амона З. Фрейд в труде Этот человек Моисей.

А эдипово соперничество переносится на другого соперника; семпай (помощник инструктора) становится главным объектом для соревнования. Это и есть квинтэссенция переходного периода из никуда в ниоткуда. Клин вышибается Климом (Чугункиным), которым становится в следующей книге (2004) Саша.

Мстительность и динамизм

Инициацию Татарского венчает убийство предшественника, и первым делом он увольняет неугодного сотрудника (). В СКО ГГ щеголяет званием генерал-лейтенанта. На поверку у него все хорошо, он сидит в пентхаусе, слушает патефон, дефлорирует лисичек и читает про Сумерки богов. ГГ устранил репрезента Имени Отца как генерал и (СКО):

глядел волком в первые годы после восшествия на престол.

Александр присваивает себе ритуальные функции Отца (жалобить добрую нефтеточивую коровушку, материнский образ) и тем самым хоронит Полковника. Но остается слабость, из-за которой он все еще генерал-лейтенант, несмотря на браваду. То есть внутренне он лейтенант. В конце романа Саша расстается с А Хули как с последним напоминанием о зависимости, и сразу же после этого оказывается генерал-полковником (СКО):

Когда товарищ генерал-полковник первый раз в новой форме на работу вышел, старейшие сотрудники всплакнули даже. Они такого с пятьдесят девятого года не видели.

В S.N.U.F.F.'e Полковник присутствует рудиментарно: пугающего вида военный (отец Хлои) определяет Грыма в казармы, дав покурить какой-то отравы, но при стремительном "подъеме" Грыма бесследно исчезает из его жизни и из текста.

В стае бой ведется за статус Так что же с пресловутой гомосексуальностью? в обычном понимании стремления к коитусу с обладателем пениса у героя ее нетъ. Зато есть автоэротизм, когда ГГ любуется и восхищается собой настолько, что ищет во всех собственные черты. Свой идеал он видит во властных мужчинах, которым безоговорочно подчиняется. Какое-то время он может восхищаться самим собой в другом.

Но так герой сам стремится стать главным начальником, то постепенно, во всем подражая идеалу, начинает воплощать его черты и старается себя уверить, что справился бы с функцией руководителя лучше. Затем ищет и находит оправдания своей мстительности.

Из противоречивых желаний сопровождать Отца и самому быть им назревает бунт. Происходит символическое свержение прежнего кумира и поиск следующего аспекта Идеального Я — внутри или снаружи. Пока подчинение и бунт сменяют друг друга, ГГ чувствует себя на своем месте.

Несколько слов в конце статьи, но не текста

Невротик обречен на постоянное мучение прошлым, рассматривая заснятое под разными углами (Michel Houellebecq, Le particules elementaires): 

По мере того как, взрослея, Брюно с отвращением припоминал переживания своих детских лет, сущность его жребия, освобождаясь от мелочей, представала перед ним в холодном свете непоправимой очевидности... Если все надежды рухнули в безотрадную пустоту, причиной тому был пустяк, подробность, почти гротескная в своем ничтожестве. Тридцать лет спустя Брюно был совершенно убежден: если признать за анекдотическими деталями случившегося их подлинное значение, можно подвести следующий итог: всему виной была мини-юбка.

Конечно же, дело не в деталях, а в неврозе. Набор исходных деталей может быть любым, невротик всегда найдет из-за чего страдать и отыщет то, с чего все началось — об этом писал еще Пруст. Важно стремление отыскать травмирующие моменты и реконституировать детский опыт в минорном ключе, для этого подойдет любой материал.

В чем же глубинная трагедия? В том, что никогда героями не быть такими, какими они себя представляли.И-9. Третья колонка - вверху справа

Паланик по-своему формулирует главный вопрос:

И еще одно, самое последнее ключевое понятие наших дней — суровая реальность. Что делать, когда разрушается вся твоя личность и все твои представления о себе? Как жить дальше, когда вдруг выясняется, что все это время ты жил неправильно?

Каждый ответит себе сам, и здесь не помогут готовые рецепты.

Полина Ювченко для Лаканалии 

Признательна всем, кто высказывал содержательные мысли, пожелания, уточнения! Ваше участие в голосовании помогло при выборе следующих тем для публикации.