W. Disney, The Skeleton dance (1929)Какой будет жизнь души-и-тела, если символическая и социальная сущность заживо погребены, и субъекту словно нет места средь живых? Меж-двух-смертей – один из восьмисот неологизмов Ж. Лакана. Этот концепт подводит к пониманию как смерти субъекта, так и смерти в психоанализе. Его идея заключается в чистоте, которая кроется в отношении человека к языку, и является плодом аскезы, самопостижения, а в случае Антигоны – несчастья, что встречается ближе к "концу пробега".

Есть концепт!

Речь идет о состоянии, как правило, недолгом, жизни за гранью дозволенного человеку как homo sapiens его значимым окружением. В то же время, в известной трагедии пребывание меж-двух-смертей как недионисийское несчастье возвеличивает Антигону. Важно то, что отмечали уже древние греки: пребывание меж-двух-смертей – символической и реальной – избывается вне полиса.

В строгой симметрии со своим братом Полиником, который мертв в реальности, но отверг символическую смерть, ритуал похорон, Антигона обнаруживает себя мертвой символически, исключенной из символического сообщества, тогда как биологически и субъективно всё еще жива. В терминах Агамбена Антигона находит себя редуцированной к "голой жизни", к положению homo sacer, иллюстративный случай которого в 20 веке – узники концентрационных лагерей. Таким образом, ставки хайдеггеровского недосмотра очень высоки, они касаются этико-политического затруднения 20 века, "тоталитарной" катастрофы в её предельном развороте – т.е. этот недосмотр вполне согласуется с неспособностью Хайдеггера противостоять искушению нацизмом… Вопрос, который он не решается поставить, таков: как они [узники] субъективировали своё положение (отнеслись к нему)? Их смерть была промышленным процессом уничтожения для палачей, но не для них самих.

Žižek Sl., Hegel versus Heidegger. Heidegger’s Critique of Hegel (2011), см. также перев.

Francis Bacon, Triptych (1973)
Природа героя-трагика достигает полноты воплощения в катарсисе, за барьером опасений и жалости. 

Dumoulié C. L'entre-deux-morts: Jacques Lacan entre philosophie, littérature et psychanalyse // Princípios: Revista de Filosofia, Vol. 10, Nº. 13-14, 2003.

Что такое смерть? Говоря, что это не-жизнь, мы уклоняемся от прямого ответа, поскольку формулируем софизм – по сути, изящно выраженный отказ от словесной формулировки. К тому же, игры и фильмы давно приучили нас к тому, что нежить может оказаться живее всех живых: бодрее, активнее, агрессивнее. Иногда прохождение за некров объявляется читерством именно потому, что скелеты-личи-умертвии слишком… живучие и хороши в приросте!

Нежить лишена многих сугубо людских слабостей; чем менее персонаж человечен из-за привязанностей, нужд плоти, тем более монструозен очередной масс-медийный Носферату.

СThe Real Life Modelsценаристам важно сохранить кассовые сборы: предложить двойника со сверхспособностями, но оставить в нем пространство для идентификации – ахиллесову пяту, дисбалансную минутную слабость.

Вообще, монстров условно можно поделить на две большие категории: недо- и пере- человек, поскольку, как известно со времен Протагора, именно человек есть мера всех вещей. В том числе, Вещи, das Ding, и “странных объектов”.

Бион У. Р. Отличие психотической части личности от непсихотической, 1957.

С заданием населить какой-нибудь очередной Silent Hill, играючи, успешно справится группка в меру акультурных и художественно развитых подростков с deviantART. Намного реже попадается третья категория, поскольку для ее представления и описания требуется незаурядная наблюдательность и редкий изобразительный талант – нормальные.

Если наилучший жанр для описания житийных перипетий героев и богов, по мнению древних греков – трагедия, то нормальный человек требует жанра инструкции по эксплуатации. Он не может быть, он способен лишь существовать, это кадавр-Франкенштейн, монстр в прямом (а не в морализаторском) смысле слова. Так, например, Лакан полагал вполне нормальным Геринга.

И действительно, как намеревались бы вы лечить этого небесталанного пропагандиста? Был ли бы у него запрос на процедуру talking cure?

Inglourious Basterds (2009)

По-видимому, нет: вероятно, он и так слишком хорошо представлял, кто и что хочет и может слушать и услышать. В этом смысле, прибегая к парадоксу, норма является тяжелейшей патологией.

Психоанализ же, как метод, не создан для насаждения религии и морали, он даже не Weltanschauung. Спор Ясперса и Хайдеггера меж строк их работ – это не теоретизирования аналитиков, а спор заклятых друзей.
 
Так что же такое смерть, если это не только не-жизнь? «Му», может сказать восточный философ – вопрос шире возможных ответов.

Умирание – состояние, знаменующее переход из этого мира в мир иной, но не аннигиляцию, не полное исчезновение. У человека из плоти, рожденного от плоти, нет опыта пребывания в состоянии когда вообще ничего не было – и мировые религии начинаются с утверждения, что вначале "что-то было".

Ряд традиций утверждает возможность пережить абсолют, ничто и т.д. в мистическом порыве, в медитации  но это состояние психики, по-видимому, не предполагает наличия субъекта восприятия и возможности полноценной передачи обретенного опыта средствами языковых систем.

Самоубийство – сила или слабость?

В психоанализе рассматривается в первую очередь восприятие смерти, смерть как означающее. В мировых религиях под смертью часто подразумевается момент умирания как момент перехода, как инициация в принципиально другое состояние – так, об этом говорит украинская пословица: "Людина тричі дивна буває – як родиться, жениться, та як умирає".

Дивний – странный, волшебный, удивительный. Человек трижды бывает таким: когда рождается, женится, умирает.

На каждом этапе социальной интеграции индивидуум умирает для социума, например, как мальчик (девочка), и возрождается как юноша (девушка) или муж (жена). Без символогенной кастрации, то есть без отказа от некоторых привилегий (ритуалов, обязанностей) предыдущего этапа, крайне проблематичным будет освоение последующей стадии психосоциального развития.

С аналитической позиции переход к акту (см. веб-мем стать героем), хорошо знакомый практикам, является саморазрушительным побегом от дилеммы: от осознанного выбора между кастрацией и смертью. Субъект, который переходит к от-реагированию, говорит не от своего имени. Чаще всего он лишен знания о том, что изображает – и точно так же не способен опознать поверяемый им смысл. Заняться дешифровкой и интерпретацию должен взять на себя другой (стихи Б. Слуцкого):

Умоляю вас, Христа ради,
С выбросом просящей руки:
Раскопайте мои тетради,
Расшифруйте черновики.
 
…Побудь с моими стихами,
Постой хоть час со мною,
Дай мне твое дыханье
Почувствовать за спиною.

Другой, умеющий молчать, является метонимическим эквивалентом смерти.

N.B.: участники вспомнят, что и на лакановских чтениях, и в ходе наших семинаров мы неоднократно возвращались к формулировке Лакана о глубинной разнонаправленности целей человека как представителя рода и как индивидуума, о противоречии генотипа и фенотипа.

Но не столько смерть успокаивает навеки, сколько наслаждение ее предчувствием (фр. jubilation morbide) отчасти сглаживает интенсивную тревогу по дороге на алтарь Другого.

Ювченко П. Наслаждение: предисловие к переводу // Лаканалия, 2012 (10); c. 57-9.

Один анализант нашел слова для описания подобного переживания, которыми любезно позволил поделиться здесь:

Мне пришлось много плакать, принимая это решение. А в сущности, какая разница, есть я на свете или нет? Чего стоит моя жизнь? И тогда я принял решение о завершении и сразу успокоился. Могучее и прекрасное… Но без гордости. Или с гордостью, но это ближе к  смирению с вечностью, когда есть чувство выполненного долга. У меня чувство, что я уже на месте, впереди ровное выглаженное поле. Некуда спешить. Эта легкость, это восхитительно… а восхищаться уже некому, и это вроде как пьянит. Я иду вперед и с каждым шагом растворяюсь в нем, в небе над ним.

Remy Nurse, Cotard's Syndrome (2014)"Биологизация" состоит в понимании смерти сугубо как неотвратимого разрушения физического тела. А в психоанализе предпочтительнее оперировать концептом тела собственного (фр. corps propre).

Все же, как ни трудно бывает квантифицировать надежду и разочарование, любой практик знаком с влиянием эффекта плацебо и "озвученного диагноза" на ход лечения.

Традиционно принято полагать, что при бреде Котара паталогической является убежденность в бытии мертвым (живым мертвецом, зомби, некоим фантомом ревенантом).

Но мы уже практически вступили в то будущее, где подобным расстройством могла бы считаться тревога в связи с неспособностью пройти тест Тьюринга либо Войт-Кампфа – так можно полагать себя искуственным интеллектом.  

Новая архаика и реакция, Веб-развлечения и аддикции

Мы живем уже после Древней Греции. В нашем мире мультикуртурализм зачастую соседствует с радикальным традиционализмом, высокие технологии – со средневековой жестокостью. Одна часть планеты переживает кризис экономики потребления, объектов замещения, привязки повседневности к симулякрам, влюбленности в голограммы; другая мечтает прорваться в этот кризис «роскоши гниения» любой ценой, сквозь сумерки духа и поклонение тоталитарным химерам. Иссушение сочувствия к себе и к окружающим поддерживается искусственными анестетиками безразличия к страданию, лишениям, искренним душевным порывам. В моральном поле соревнуются идеологии, подпитываемые сверхэротизацией непреодолимых влечений: и они находят выход в тревожности аддикций, в том числе и новых по форме. Субъект фетишизирует круги дантевского Ада («без надежды») в пустыне идеологизированного Сверх-я. Выйти из этой парадигмы путем самоисключения – это ли все, что остается субъекту в коконе из кабелей, датчиков и wireless-сигналов?

Способен ли субъект производить качественный синтез полюсов развития и распада, или же он обречен, среди миллионов живых зеркал, воспроизводить этот раскол и внутри? Вот центральный вопрос новой эры информации.

На наших экранах мы замечаем важное для каждой из цивилизаций столкновение, суть которого можно оценивать и как борьбу методологий. С одной стороны построение вульгарно-апологетической идеологии, отсылающей en masse к глобальному империализму, а с другой – комбинирование диалогичных моделей альтернативных социальных modus vivendi. Это вечная живая лаборатория Природы в доступном для наблюдения социальном измерении.

Значительная часть медиапродукции является защитным механизмом в привлекательной упаковке. Упаковка, которая заранее обещает наслаждение и избавление от фрустрации – отдельное искусство, заслуга маркетологов.

СyberpunkВообразив себя на минуту футурологами, мы можем предположить, что потребители медиапродуктов со временем подвергнутся расслоению минимум на две группы: одни будут потреблять успокаивающие и расслабляющие продукты, не требующие значительных эмоциональных и интеллектуальных усилий, другие же будут искать развития. Возможно и другое разделение, когда одна группа в обществе создает медиапродукт с защитными механизмами, получает за эти продукты реальные блага, а вторая группа потребляет эти продукты, реальные блага отдавая. Фундаментальные обучение и работу реализовать сложно, тем более, когда на расстоянии одного клика есть успокаивающие и весьма недорогие времяпровождения в виде Веб-развлечений. Мы можем вспомнить интервью Тимоти Лири по выходу из тюрьмы, где он объясняет, почему решил разрабатывать софт.

В отличие от ширпотреба,  медиапродукт классом выше сталкивает с фрустрацией и на примере героя, с которым идентифицируется зритель, читатель, показывает преодоление этой фрустрации через последовательное эмоциональное или социальное взросление субъекта. Речь ведется об индивидуальной эволюции.

Вот и ответ на все вопросы о том, стоит ли давать ребенку гаджеты или нет, и как рано. Компьютерные игрушки и компьютер как игрушка могут быть средствами отдыха, развлечения – точно так же, как и традиционные игры, сладости, забавы, мультики. Задача педагога в том, чтобы помочь формирующемуся субъекту не только получить возможность соскользнуть в защитные механизмы, но использовать неживые объекты как объекты роста. Если гаджеты способствуют тому, чтобы ребенок получал новые возможности и делал выборы в пользу приемлемой социализации – технологии идут впрок. Аддикция – не проблема наличия Интернета или компьютера, аддикция – проблема индивидуального развития и душевного тепла в окружении растущего человека.

Постмодерн – мертвая волна

Эпоха посмодернизма сегодня напоминает засидевшегося гостя, который все порывается уйти, но никак не может исчерпать тем дружеской беседы. И мы снова завариваем чай...

Постмодерн привнес в восприятие любого текста чувствительность, что способствует поиску аллюзий… во всем и ко всему, а пост2модерн – толерантность к этой форме чувственности, прошедшей троекратную возгонку. Такая толерантность, в которой можно подчас уловить нотки снисходительности вплоть до безразличия (ко всему, кроме «а сколько лайков?») – важнейший культурный опознавательный знак поколения Y, миллениалов.

sofocl-antigona

Ясно, что бинарных оппозиций не становится меньше, но сдвигаются они в те культурные практики, которые остаются редутами архаики. Точнее, в те области, где по техническим причинам не удается дробить поток восприятия на лайкабельные фрагменты. Реакционным образованием становится регрессивная идентификация субъекта с позицией носителя власти (что тождественно прямому насилию, деструкции).

Для наглядности – мы помним, как в Средние века заморские пряности были диковинкой, но затем факт употребления корицы, гвоздики вульгаризировался (уже у Островского герои шутят над чрезмерным количеством специй в пище как над пустой претенциозностью, способом скрыть ее низкое качество). Преобладание остроты, богатство приправ притупляют вкус до того, что особым откровением и кулинарной вычурностью начинает казаться пресное блюдо. То же и с обилием реминисценций в массовой литературе, перформансов в совриске. От модного художника по определению ждут девиаций, смены ориентаций, громких скандалов; comme il faut отрезать какое-нибудь ухо.

В итоге банальной стала небанальность. Нормкор как культурный тренд обязывает бросить посреди очередного акта статусного потребления: Скучно на этом свете, господа!

Но вернемся к смерти и к тому, как энтропию пытаются победить напластованием смыслов. Где они, где их искать? Постмодерн в литературе утомил так, что иронию и пищу для ума все чаще принято отыскивать в казуальном чтении форумов, каментов, в скроллинге бесконечных френдлент. Постмодернизм, если взглянуть шире, был перегнан в сам факт существования современной медиасферы. Нередки случаи, когда издательства делают бумажным предметом (sic) избранные посты какого-нибудь блога. Мышление в формате сообщений, YT-нарезок обуславливает невостребованность классического романа в качестве актуального жанра.

skeletons dance

В бытность преподавателем в ВУЗе как-то раз я проводила замену семинара. Мы справились с задачами по плану, но до конца пары время еще оставалось, и разговор зашел о современной литературе. Кто-то из учащихся уподобил многотомный роман валютному кредиту в условиях инфляции – пока будешь читать, станет неинтересно и захочется чего-то нового, но ты уже вовлекся в сюжет и теперь вынужден продираться сквозь многобуковье. В любой книге могут попадаться годные диалоги или даже описания природы, но всегда какие-то части «провисают». В этой логике, чтоб избежать фрустрации в обилии «лишнего текста», текст нужно сжать в пересказ сюжета с приложением 10 лучших цитат.

Скройтесь скорей, велеречные Данте, Гомер и Гораций,
    В текст килобайтный ужмитесь Толстой и Платон!
Лучше вас знает превратности жизни дерзнувший постигнуть
    Кодекс Аарне, затем со всей бездною Баш.

Курьезно, что схожие аргументы можно порой увидеть и у критиков психоанализа, с тем уточнением, что автором многотомного романа является сам анализант. Первые несколько раз меня, признаться, удивляло мнение, согласно которому психоанализ в долгосрочной перспективе может казаться скучным… психоаналитику. Можно, конечно, отшутиться, ответить лаканообразной заумью или апеллировать к классику, мол, «каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Но настоящий ответ намного глубже.

В(ы)ход это вы-ход

Сводим ли психоанализ к категоризации симптомов и к отрешенному прослушиванию жалоб? К коллекционированию человеческих причуд? Тогда метод был бы подгонкой личных означающих к одному из сюжетов скудного набора типовых расстройств – весьма однообразная рутина для каждого из участников! Планы фармкорпораций из фильмов о недалеком будущем могут казаться не столь  фантастическими тем, кто видел психотерапию как сугубое купирование симптомов препаратами или «полезными советами». Психоаналитика заменил бы браслет, совершающий микроинъекции при любых сбоях пульса, а в наушниках сплетал бы успокаивающие фразы с мотивирующими бот. Согласится ли человечество на подобный сценарий? А ты, читатель?

Один наблюдательный анализант как-то подметил: во время сеанса странно ведет себя время! Оно то растягивается, будто несколько дней напролет предавался воспоминаниям, то пролетает, словно за мгновение. Да, я могу планировать, как пройдет сеанс, готовить интерпретации, и часто это становится важным подспорьем – но намного важнее услышать то, с чем анализант пришел сегодня, на что отвлекся в речи сейчас, на что способен в эту секунду. Важно составить план, иначе мы поставим себя в положения неуча и утратим все преимущества понимания структуры. И не менее важно суметь отказаться от плана – чтобы воспринять то, что живет и бьется вне структур. Внимание к бессознательному – уважение к способности субъекта мыслить и чувствовать. Психоанализ может обеспечить право на получение нового опыта и право меняться.

В логике экономического сравнения, познание себя – получение долгосрочного актива; но не только. Качественный психоанализ – всегда кое-что еще. Тот, кто рискнул отправиться в долгое увлекательное путешествие du côté de chez soi, не вернется из него полностью прежним. Есть и самые глубокие уровни анализа – смерть как условие жизни, попыток преодоления разделенности субъекта. Об этом, мой уважаемый небезразличный читатель, мы еще будем иметь случай поговорить.

Далее вашему вниманию предлагается одноименная

Статья из Dictionnaire de la psychanalyse

Автор статьи в Словаре психоанализа под ред. Б. Вандермерша, Р. Шемама – Жан-Жак Тисзлер, психиатр, психоаналитик, член Международной фрейдистской ассоциации. Также является директором медицинского и психолого-образовательного центра (MGEN), посвященной уходу за детьми.

Cмерть субъекта (фр. mort du sujet, англ. death of the subject). Особый момент в эволюции психоза, где субъект, уже отделенный от символического, наблюдает свое движение к величайшему из страданий через реальную идентификацию с объектом a в качестве трупа (фр. cadavre). Когда бы она не проявилась, смерть субъекта имеет центральный характер в любом психозе.

ЭНЦИКЛ. Смерть субъекта может быть установлена через рассмотрение ряда вполне согласованных клинических феноменов, но ее описание требует значительного топологического усилия, ведь наша привычная репрезентация времени и пространства ниспровергается в ней целиком. В крайней форме смерть субъекта воспроизводит ход синдрома Котара (фр. syndrome de Cotard), когда пациент провозглашает себя бессмертным, а его телесная оболочка обымает весь мир. В Мемуарах одного невропата президент Шребер пространно описывает этот момент конца света, либо же сумерек мира, когда он узнает о своей собственной смерти из газетных заметок о его кончине; этот момент смерти субъекта представляет здесь все построение бреда отрицания, частично спроецированного,  но в более-менее завершенной форме. Обращение субъекта высказывания в небытие содержится в любом паранояльном психозе и в любом мысленном автоматизме. 

Комментируя случай Шребера, Ж. Лакан (Семинар о психозах) говорит нам :

С. Дали, Антропоморфный шкафчик (1936)...Мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, как обнаруживается появление вопроса, задаваемого нехваткой означающего. Оно возникает как феномены расплывчатости, где целостность означающего ставится на кон. Происходит серьезное расстройство внутреннего дискурса, в феноменологическом смысле термина, и Другой, кто всегда скрывается в нас под маской, внезапно показывается на свет, проявляясь в своей же функции. Ведь эта функция – единственное, что удерживает субъекта на уровне дискурса, который весь угрожает исчерпаться и исчезнуть. Таков смысл сумерек реальности, характеризующих вхождение в психозы.

Необходимо, тем не менее, отметить ощутимое различие между "убийственным" характером галлюцинации, комментированием ментального автоматизма или паранояльной аллюзии, и взыванием к смерти в синдроме Котара, где субъект стремиться к реальной смерти.

В бреде отрицания убежденность в бытии мертвым следует за неспешным разрастанием отрицания, которое сперва касается органов тела, а затем охватывает весь мир, и сам пациент провозглашает эту смерть и парадоксальное бессмертие. Такая крайняя позиция является  позицией монстра, который должен быть отторгнут, отброса или устраняемого объекта.

МЕЖ-ДВУХ-СМЕРТЕЙ. Смерть субъекта отмечает проявления того, что Фрейд называл влечением к смерти. Лакан позаимствует у Сада термин вторая смерть для описания этой области, часто недоступной, где субъект сталкивается с ненавистью и развоплощением в чистом виде (Семинар Этика психоанализа):

...это не является той смертью, о которой все говорят. Речь о второй смерти, ее можно заметить после свершения обычной смерти, как я вам это указал непосредственно в тексте Сада. В конце концов, человеческая традиция непрестанно сохраняет присутствие второй смерти, видя в ней предел страданий, постоянно воображая последующие страдания, страдания по ту сторону смерти, при поддержке неявной убежденности в невозможности пересечь предел второй смерти... 

С. Дали, Всадник по имени смерть (1935)Мир параноика приходит к сумеркам по определенному пути, через пустоту желания меланхолика или котардиста; эта зона меж-двух-смертей соответствует той, о которой Ж. Лакан говорит в Этике… чтобы наметить позицию психоаналитика: 

…в бедствии (фр. la détresse), где человеку в отношении к себе в собственной смерти — но в том смысле, в котором я в этом году показал вам ее удвоение — ни от кого не стоит ждать помощи. В ходе дидактического анализа субъект должен достичь и пережить поле, уровень, с которого тревога уже становится защитой, не Abwarten*, но Erwartung**. Развертывание тревоги позволяет опасности очертиться, но опасности нет на уровне последних опытов, предпринятых с Hilflosigkeit***.

*Выжидание (нем.)
**Ожидание, надежда (нем.)
***Ситуaция беспомощности (нем.)

Топологический перекресток в поле психозов, смерть субъекта, также и условие становления психоаналитика в возложении на себя службы смерти; эта цена выплачена в тройном круге опасений, вины и ненависти.

текст и перевод: Полина Ювченко для Лаканалии