jouissance-de-lautre-freud-totem-tabouЧетвертая часть перевода книги д-ра Патрика Валаса Les di(t)mensions de la jouissance (Érès, 1998; Éditions du Champ lacanien - Collection Cliniques, 2009) - (Сказ)мерения наслаждения. В частях 1-3 мы ознакомились с ранними подходами Лакана к наслаждению, а также с тем, как удовольствие и удовлетворение понимались Фрейдом. На сей раз мы перечтем Тотем и табу, концептуализируя наслаждение вождя орды, смерть тирана и загадочное женское наслаждение.

От начала и до конца своего изложения Лакан ссылается на миф о Тотеме и табу, вначале рассматривая его как миф Фрейда о наслаждении и законах (запрете инцеста, экзогамии, закона Сверх-я), дополняющий миф об Эдипе о желании и о Законе.

S. Freud, Totem et tabou, Payot, Paris 1973. – Фрейд З., Тотем и табу.
Данный анализ содержится в семинаре Изнанка психоанализа (L'envers de la psychanalyse. Seuil, Paris, 1991. Op.cit.).

Объясняя предполагаемое первоначальное наслаждение, Лакан комментирует Тотем и табу следующим образом:

Franz von Stuck 1909 Spazierritt - Totem and tabou by freud

Фрейд постулирует, что на заре человечества существовала первобытная орда, где доминирующий вожак сохранял за собой право обладания всеми женщинами. Они были запрещены всем остальным самцам, которые являлись его сыновьями.

Тиран удерживал над ордой безоговорочную власть, даруя жизнь и смерть. Сыновья не могли урвать ни крохи наслаждения.

Желание и наслаждение смешиваются на уровне главаря орды, чей каприз становится для группы законом. Тиран представляет чисто мифического субъекта безграничного наслаждения. Это такая фигура Сверх-я, чьи требования могут казаться странными с точки зрения строгости Закона.

Если для Фрейда Сверх-я является остаточным от Эдипового комплекса как его давняя, неликвидированная часть, то для Лакана это непостижимая часть Закона, которая не может быть полностью усвоена субъектом и проявляется как часть парадоксальная, грубая и жестокая, как разрыв, раскол в усвоенной субъектом символической системе.

Ведь его функция состоит не только в запрещении, но и в установлении границ, в усмирении и подавлении. Так, посредством животного влияния первобытного тирана, происходит мифическое воплощение невыразимой Вещи. Но даже в животном царстве мы не наблюдаем подобной жестокости. Обладание всеми женщинами, исключительная привилегия, представлена как модель абсолютного наслаждения.

J. Lacan, D'un Autre à l'autre, p. 321. Paris, Seuil, 2006 – Лакан Ж., От Другого к другому, семинар 14 мая 1969 г.: "Это наслаждение, которое я определил как абсолютное, в мифе принадлежит тирану. В наслаждении он путает всех женщин (...) то есть, неизвестно, о каком наслаждении идет речь. О его наслаждении или о наслаждении всех женщин? Помимо этого, женское наслаждение все еще имеет, как я просил вас заметить, статус тайны в аналитической теории".

В нем сливается все, что относится к наслаждению, субъективно и объективно становясь Единым. По этой причине постановка гипотезы о первичном наслаждении невозможна без раскрытия двойного смысла родительного падежа, который предполагает наслаждение всеми женщинами.

 С мужской стороны в мифе:

– в объективном аспекте оборот (фр. jouir de) используется в смысле обладания чем-либо, что относится к совокупности женщин. Они воспринимаются как объекты для пользования, акцент ставится на осуществлении владения. То есть, можно поступить с ними, как заблагорассудится: овладеть сексуально или изрубить в капусту;
– в субъективном аспекте в этом же обороте (фр. jouir de) важен смысл наслаждения кем-либо: с любой из женщин он может насладиться примерно одним и тем же способом. Говоря иначе, перебирая их одну за другой, он не видит существенной разницы и легко может их путать.

favni 1889 Totem and tabou by freud

Лакан не преминул несколько раз подчеркнуть невозможный характер подобного  наслаждения. Он, безусловно, иронизирует: как один-единственный мужчина мог бы наслаждаться всеми женщинами, если даже не способен удовлетворить наслаждение одной из них? Доказательством может быть повседневный опыт любого мужчины. И дело тут даже не в мужской силе, причина кроется в ином. Сугубо женское наслаждение относится к другой области, часть его не зависит от наслаждения мужчины, как мы это видим в мифе.

Иное ограничение предположительно абсолютного наслаждения вожака орды – смерть, на которую его обрекли сыновья. То есть, существует некий рубеж, за которым тело уже не выдерживает длящегося наслаждения. Наслаждение в поле Единого вынести нелегко, поскольку оно предполагает двойное ограничение:

  • со стороны субъекта, по факту его бытийной нехватки (уничтожение, смерть);
  • и со стороны объекта (дробящееся тело) из-за его невозможности в наслаждении.

 Со стороны женщин в мифе:

– в объективном аспекте наслаждение всеми женщинами равноценно тому, что их единственным объектом наслаждения является вожак орды.

FvStuck Centaur and Nymph 1895 in freudian's Totem und tabou

Для женщин он всем своим бытием воплощает символический фаллос, означающее наслаждения и желания.

Одна из последующих глав данной работы будет целиком посвящена концептуализации фаллоса в психоанализе.

Более того, он один обладает так называемым фаллическим органом – для одного мужчины это много и даже чрезмерно. Данное условие не позволяет женщинам его убить, в противном случае их наслаждение исчезло бы вместе с ним. Так ограничено наслаждение, объективно доступное женщинам;

J. Lacan, La logique du fantasme (non publié). – Лакан Ж., в Логике фантазма (неопубликовано), семинар 26 апреля 1967 г.: "Наслаждение в поле Единого прогнило (фр. pourrie)".

– в субъективном аспекте они могут получить свою долю особого наслаждения, которое в этом мифе присутствует в качестве тайны; мы займемся ее дешифровкой чуть позже.

Сыновья, доведенные до крайности запретами тирана, объединились с целью стереть его с лица земли. Заметим, что у Фрейда в этом мифе (а это подлинный миф, как заверил нас Клод Леви-Стросс) женщины не вооружали восставших сыновей и не вмешивались в резню, в отличие от греческих космогонических мифов, например, об убийстве Кроноса Зевсом при пособничестве его матери Реи. Как это объяснить?

Было ли наслаждение женщин столь незначительно (что оспаривает миф о Тиресии), что вся история с убийством тирана их не взволновала?

Franz von Stuck The Murderer 1891  in freudian's Totem und tabou

Намного правдоподобнее то, что их  наслаждение обреталось в иных сферах, отстоящих от главного самца, поэтому они не напутствовали других самцов и не участвовали в бойне.

Как бы то ни было, величина "все женщины" непостижима, поскольку неисчислима. Под "всеми женщинами" чаще всего подразумевается мать-родительница, к чему мы добавим важное уточнение: материнство не обходится без женского измерения, но женственность никоим образом не может сводиться к одному лишь материнству.

Возникает следующий вопрос: верно ли то, что фаллос обычно полагают органом либо предметом, или же речь идет о совсем ином? Почему бы не приравнять фаллос к женскому наслаждению?

J. Lacan, D'un discours qui ne serait pas du semblant, p. 67. Seuil, Paris, 2007. – Лакан Ж., Об одном дискурсе, который не был бы о кажущемся, семинар 17 февраля 1971 г.: "Фаллос это орган как он есть, речь идет о бытии, женском наслаждении".

Фрейд не углублялся в подобные вопросы. Он признавался, что относительно тайны чего хочет женщина? у него нет разгадки. Черному континенту женственности, по его выражению, он оставил место в структуре мифа. Лакан сделает следующий шаг.

Убийство вожака орды в первую очередь значит, что абсолютное наслаждение возможно лишь ценой гибели, поскольку тело не сможет держать удар по ту сторону определенного порога напряжения. То же иллюстрируют и сильные маниакальные приступы, когда нарушение гомеостаза тела собственного приводит к смерти от изнурения.

С кончиной вожака уходит и таинство изначального наслаждения, с этого часа оно утеряно навсегда. После насильственной смерти тирана сыновья, вместо того, чтобы набросится на всех ранее ограждаемых женщин, всех их запрещают себе.

J. Lacan, L'éthique de la psychanalyse, p. 207. – Лакан Ж., Этика психоанализа: "Убийство отца не только не открывает путь к наслаждению, которое было запрещено в присутствии отца, но и усиливает запрет".

Отчего? Странный парадокс, ведь будучи сыновьями одного отца, все они происходят от разных матерей. Миф этот ясно показывает, что запрет инцеста всегда сопровождается законами экзогамии, которые определяют родительские связи и союзы согласно выбору и ступеням, присущим каждому из типов человеческого общества.

S. Freud, Totem et tabou, op.cit., p 76. – Фрейд З., Тотем и табу: « […] Объединение экзогамии и тотемизма существует и представляется весьма основательным».

Прим. перев.: вопрос коренным пересматривался антропологами значительно позже, в 1960-х. См. т.з. Кл. Леви-Стросса в работах Тотемизм сегодня (Le totémisme aujourd'hui), Неприрученная мысль (La Pensée sauvage).

Как раз об этом здесь и идет речь, то есть о создании сыновьями братского общества.

spring-dance-1909 jubilation after tyran's death

Оно зиждется на установлении Закона желания, который их гуманизирует, замещая свергнутый жесткий Закона убитого ими тирана. Но, быть может, они по-своему не лишены наслаждения?

Можно домыслить, что они погрузились в наслаждение до такой степени, что были измучены и отбросили его; но намного вероятнее то, что доступ узаконенному желанию был для них прегражден. Так происходит с субъектом, управляемым императивами Сверх-я. То есть, желание не является ни императивом, ни правом на наслаждение, желание относится к другому регистру. Говоря иначе, субъект сам доходит до открытия и признания желания, и только тогда оно может войти в его диалектику. Именно это Лакан называет Ниспровержением субъекта в диалектике желания.

J. Lacan, Subversion du sujet et dialectique du désir – Лакан Ж., Ниспровержение субъекта и диалектика желания.

Ниспровержение совершается с сыновьями, их акту убийства придается значение основы для вхождения в цивилизацию.

S. Freud, in Totem et tabou, op.cit., p. 316. – Фрейд З., в Тотеме и табу: "Вначале был акт".

Другими словами, это изнанка того самого инцестуозного желания, от которого они смогли отступиться. Следует заметить, что в этом мифе повествуется о правде исторической тенденции, а не о конкретном происшествии. Акт сыновей возвышает тирана-жертву, поскольку он становится мертвым отцом, до ранга отца-прародителя, до символического отца – источника Закона.

В психоанализе отец не сводится к символическому отцу. Отец – текстуальный конструкт, который Лакан определяет как Имя Отца (фр. Nom du Père), и который объединяет инстанцию означающего символического отца, фигуру воображаемого отца и отца как реального человека. Данная тройственность воображаемого, реального и символического отца дублируется еще одной тройственностью, а именно отца как имени, закона и голоса, их не следует смешивать, как напоминает нам Франсуа Бальме:

– Имя, о котором идет речь, соответствует традиционному имени Бога. Его невыразимое имя характеризуется пропуском меж букв, это условие делает возможным все остальные буквенные сочетания.
– Закон содержит принципиальный изъян, который делает его смиряющим принципом и в то же время источником беспорядка, поскольку Закон, запрещая наслаждение, является тем самым и наиболее надежным указателем на пути к наслаждению. Мы видим это у Сада, но также и в такой судьбе влечения, как сублимация.
– Голос, являясь потерянным объектом, также и причина желания Другого. В запрещении наслаждения он представляет инкорпорированное Сверх-я в форме базовых высказываний, приказывающих наслаждаться.

Мы обязаны этому пониманию работам психоаналитиков (Solal Rabinovitch, Écriture du meurtre, Freud et Moïse : écritures du père 3; Brigitte Lemérer, Les deux Moïses de Freud, 1914-1939, Freud et Moïse: écritures du père 1 и François Balmès, Le nom, la Loi, la voix, Freud et Moïse : écritures du père 2), которые были изданы в трех томах в изд-ве Erès (Toulouse 1997), и где показывается, как Лакан прочитывает Тотем и табу с текстом Человека Моисея и монотеистической религии, а затем утверждает вслед за Фрейдом, что отец – не со стороны бытия (фр. du côté de l'être), но со стороны буквы [закона] (фр. de la lettre), чья функция убывает со стороны  наслаждения (буква очерчивает берега наслаждения) и со стороны желания (буква поддерживает Закон).

Миф также сообщает, что символический отец является извечно мертвым отцом, откуда следует, что впредь его нельзя будет ни убить, ни воплотить. Лакан понимает этого символического отца как гаранта навеки утраченного (фр. à jamais perdu) наслаждения.

J. Lacan, in L'envers de la psychanalyse. Op.cit.,  p.143. – Лакан Ж., в Изнанке психоанализа: "В определении Фрейда эквивалентность установлена между наслаждением и мертвым отцом, который его хранит".

Фрейд пишет, что этот гуманизирующий сыновей шаг сопровождался преобразованием ненависти в любовь к тому, кто был ими убит.

S. Freud, p. 298, in Totem..., op.cit. – Фрейд З., Тотем и табу: "Со временем братья начали тосковать по первобытному отцу, чью полноту власти они уже не могли себе присвоить. Постепенно злоба умалялась, и в итоге отец был возведен в ранг божества, что выражало желание искупления более явно, чем соглашение, заключенное с тотемом".

Пожирая останки на тотемическом пиршестве, они идентифицировались с жертвой;

S. Freud, in Totem..., op.cit., p. 290 – Фрейд З., Тотем и табу: "Поглощение первобытного отца, а затем воспроизведение этого в тотемической трапезе, породили социальную организацию, моральные запреты и религии".

согласно Фрейду, это выражение первичной идентификации.

S. Freud, in Totem..., op.cit., p. 289 – Фрейд З., Тотем и табу: "Однажды изгнанные братья объединились, убили и пожрали отца (...). С тех пор, в акте поглощения пищи, они могут с ним идентифицироваться, присваивая себе части его силы".

Лакан уточняет, что в таком тотемическом пиршестве речь идет об инкорпорации языковой структуры, о фундаментальной речи, которая конституирует первичное вытеснение и дает базис Закону. Там же он подчеркивает, что тело отца, пожранного сыновями – все, что им остается от его наслаждения и что может быть ими употреблено в качестве объекта а.

Убийство отца и последующая тотемическая трапеза в мифе логически соответствуют моменту, когда субъект овладевает атрибутивным сужденем, уточняет Фрейд в работе Об отрицании.

О Verneinung у Фрейда см. устный комментарий Жана Ипполита, он опубликован в Écrits. Работа Die Verneinung появилось во французском переводе в т. 17 Полного собрания сочинений Фрейда (P.U.F., Paris 1992).

В этом процессе происходит отбрасывание патогенного наслаждения, то есть производного от уничтожения Вещи через инкорпорацию языковой структуры, что позволит субъекту выносить экзистенциальные суждения относительно объекта. Можно было бы выдвинуть контртезис о том, что не следует путать миф об основании человечества, в числе прочих, со становлением конкретного субъекта. Ответ на такое возражение заключается в следующем: если субъект определен как субъект, заданный означающим (в отличии от индивидуума или особы), мы можем заключить, что субъект общественного не что иное как субъект личного.

Stuck-Franz-von-1905-Fighting for a Woman OEdipus Freud

Дитю, чтобы узаконить свое желание, следует символически осуществить тот же акт, который свершили сыновья в Тотеме и табу.

То же происходит и в Эдипе, когда отцовская метафора замещает материнское желание для запрета материнского наслаждения.

Запрет инцеста вменяется как ребенку, который не должен наслаждаться матерью, так и матери, которая не должна использовать ребенка как объект наслаждения. Так, парадоксально, любовь ребенка к отцу позволяет осуществить акт отказа от материнского желания.

Можно задать следующий вопрос: как и почему эта узаконенная ненависть, которую испытывают к преследователю сыновья, смогла после его исчезновения обернуться сублимированной любовью? Фрейд отвечает в Метапсихологии.

Амбивалентность ненависти-любви, неналюбие (фр. hainamoration) у Лакана, не следует путать ни с исчезновением и возобновлением влечения, ни с обращением содержания, поскольку любовь и ненависть не относятся к регистру влечений – вопреки тому, что Фрейд полагал в самом начале. Это чувства, которые индивидуум испытывает к своим объектам. Объект, возникающий при нарциссизме, то есть в отношении субъекта к объекту в данных рамках, любят, поскольку он приносит удовлетворение, вплоть до желания его инкорпорировать. При количественных или качественных изменениях объект удовлетворения, становясь источником неудовольствия, вызывает ненависть и отбрасывается. Все свидетельствует о том, что угнетаемые отцом сыновья любили его постольку, поскольку ненавидели.

Приведенный Фрейдом пример любви толпы к тирану прекрасно это иллюстрирует.

S. Freud, in Essais de psychanalyse, Paris, P.b.P. 1973. P. 94. – Фрейд З., Коллективная психология и анализ я: "Толпа требует от героев силы вплоть до жестокости. Она желает, чтобы ее подчинили, покорили и заставили бояться ее господина...".

Такая любовь основывается на идентификации с какой-то чертой деспота. Связь усиливается тем, что тиран держит толпу на расстоянии от себя. Именно по этой присущей всем черте люди узнают друг в друге членов одной группы. Условием их любви является ненависть к тем, кто остается вне группы, отсюда, по выражению Фрейда, вытье с волками.

krieg-1894 Tyran in freudian's Totem und tabou

Расизм подпитывается ненавистью Другого, это одна из его основ. Члены одной группы дорожат наслаждением, навязанным тираном, каким бы извращенным оно ни было. И в то же время испытывают ненависть к наслаждению чужаков – хотя оба наслаждения схожи в том, что неизбежно включают страдание – поскольку объект, к которому оно отсылает, отличен от их собственного.

Еще одна причина того, почему толпы любят тиранов, кроется в том, что такое желание намного сложнее насытить, ведь акт его исполнения может быть лишь однократным. Желание сдерживается Законом, и для того, чтобы призвать к его легитимизации, требуется большое мужество.

Подавляющее большинство людей предпочтет покориться несуразным и жестоким требованиям Сверх-я, но не подвергать себя риску вхождения в диалектику желания, которая предполагает ниспровержение субъекта относительно Закона.

Лакан, интерпретируя Тотем и табу, выдвинул вполне правдоподобную гипотезу о первоначальном наслаждении. Но есть тайны, от разгадки которых следует отступиться. Например, что есть жизнь? Мы ничего не знаем о жизни, а рассуждать о ней мы можем лишь посредством различных умозрений, как это делает Фрейд в рассуждении о Влечении к жизни и влечении к смерти.

S. Freud, in Au-delà du principe de plaisir; in Essais de psychanalyse, op.cit. – Фрейд З., в По ту сторону принципа удовольствия: "Дуализм влечений, влечение к жизни и влечение к смерти".

Фрейд доходит до предположения, что жизнь сокрыта в зародышевых клетках, а смерть – в соматических. Лакан, в свою очередь, определяет жизнь через миф о ламели.

J. Lacan, Seuil, Paris 1973. P. 180 – Лакан Ж., Четыре фундаментальных концепта психоанализа: "Ламель (...) это либидо как чистый инстинкт жизни (фр. instinct de vie), то есть бессмертная жизнь, неудержимая жизнь, которая не нуждается ни в каком органе, упрощенная и нерушимая жизнь".

Жизнь в каком-то смысле паразитарна, она сродни опухоли, всегда избыточна и скора к размножению. Ее представляют пожирающей, поскольку жизнь, само собой, стремится избегнуть смерти; когда какая-то форма выражения становится невозможной, она тут же воплощается в иной и длится от поколения к поколению.

Когда тело охвачено жизнью, мы говорим, что оно ею наслаждается. Впрочем, лишь тело способно испытывать наслаждение. Иногда – сексуальное, но также в движении, в столкновении, в удовлетворении потребностей: от ничтожнейших до фундаментальных.

Наслаждение тела может проявляться как услада чувств, от тонкости самых изощренных форм и до полного пресыщения. Одним словом, наслаждение можно испытывать от щекотки, через острое удовольствие от боли, как блаженство, экстаз вплоть до ужаса, которым для тела окутан погребальный костер. Но говоря о наслаждении в подобных терминах, мы тем самым окрашиваем его в субъективные тона. Меж тем, невозможно передать чистое наслаждение а именно, наслаждение тела собственного иначе, чем в утверждении, что субъект испытывает его вне знания об этом.

Лакан определяет это наслаждение как наслаждение Другого: J (A). Другой понимается здесь как тело собственное, и может возникнуть путаница, поскольку Лакан ранее определил Другого как место речи и языка, то есть как место, опустошенное наслаждением ("Другой является опустошенной разделительной полосой наслаждения").

Для понимания этих высказываний следует изучить формулировки Лакана в их контексте.

Сказать, что тело радикально Другое, значит сказать, что реальное тела отлично от регистра субъекта означающего. Тело собственное выражает жизнь в пульсации наслаждения, это живое, реальное тело. Устойчивостью его формы мы обязаны воображаемому, поскольку со смертью это тело превращается в часть неразличимой массы. Реальное тело, с животностью своего присутствия, отлично от символического тела. В психоанализе захваченность тела языком значит не то, что глагол сотворил плоть, а наоборот: что плоть стала телом.

Конкретизируя, скажем, что означающее атрибутирует тело субъекту, который может сказать: "я имею тело". И в этом момент положение человеческого тела меняется. Тело становится телом в дискурсе, чьим неотделимым составляющим является слово. Это тело зависит от представлений субъекта; означающие вычеканивают его на теле собственном согласно эротической анатомии, отменной от нейробиологической анатомии.

Это фантазмическое тело, точнее, тело, сформированное влечениями, что подтверждают феномены невралгических болей и истерических параличей. Например, при истерии может быть парализована одна рука, но не как конкретный орган, а как то, что может быть названо “рукой” постольку, поскольку может соответствовать вытесненному означающему (представлению вещи) вне распоряжения субъекта.

Торическая схема Лакана

см. Глава 3. Концептуализация наслаждения у Лакана – Ч.1. Дефиниции

позволяет заметить, что если наслаждение остается в реальном тела собственного, разделенный означающим субъект проводит разделение между этим наслаждением и телом, которое воспринимается согласно новому определению как дискурсное тело.

J. Lacan, in La logique du fantasme (non publié). – Лакан Ж., в Логике фантазма (неопубл.), семинар 7 июня 1967 г.: "Поскольку введение субъекта как следствия означающего покоится на этом разделении тела и наслаждения, то в этом разделении, которое определено взаимообусловленными терминами, мы лучше понимаем, что именно здесь встает вопрос знания того, как субъект может управляться с наслаждением".

Franz von Stuck Race 1927 Lacan's and Freud's view on jouissanceИз этого следует, что единственное доступное субъекту наслаждение находится на грани. То есть, тело раздроблено означающим, а наслаждение разбросано по островкам эрогенных зон. Эта часть наслаждения возникает благодаря влиянию означающего на телесное наслаждение и является его нередуцируемым остатком.

Согласно теории частичных влечений Фрейда, эта часть наслаждения соответствует удовлетворению влечений. Но поскольку данное наслаждение является остатком телесного наслаждения, оно всегда будет оставлять субъекта в фундаментальном неудовлетворении. Субъект будет стремиться обрести наслаждение Другого, идеализированное вследствие безвозвратной утраты. Из этого неудовлетворения исходит бессознательная вина (Фрейд отличает его от сознательной вины, которую субъект испытывает из-за повседневных промахов), что отмечает купюру означающего на уровне инстанции субъекта. Вот почему вина структурно связана с желанием в качестве его изнанки.

Бессознательная вина возникает из неудачи субъективного удовлетворения как мертвенное наслаждение, которое постоянно воспроизводится в симптомах. Она заметна в том, что Фрейд определяет как принужденность или компульсивность повторения, отсюда же происходит влечение к смерти. Влечение к смерти парадоксально проявляется в повторении болезненных феноменов, от которых субъекту не удается избавиться. Речь идет о заведомо проигрышном поведении, компульсиях, возвращающихся кошмарах, травматичных воспоминаниях и т.п.

Лакан заново определяет влечение к смерти как пульсацию наслаждения, что приводит к повторению цепи означающих, вытесненной в бессознательное. Для Лакана влечение является телесным эхом присутствия означающего. Любое влечение по определению является влечением к смерти, в том смысле, что означающее всегда омертвляет наслаждение.

Лакан возвращается здесь к фрейдовским координатам, обосновывая, как оснастка наслаждения языком меняет статус этого наслаждения. Следует учитывать, что согласно принципу, который содержится в понятии пристежки, любое наслаждение связано с действием означающего и обретает смысл лишь в переживании постфактум падения исходного означающего.

Здесь мы воспроизводим определение точки пристежки, как дает его Лакан на с. 805 фр. изд. Écrits, в  Ниспровержении субъекта и диалектике желания:Лакановский граф: означающее

"Здесь артикулировано то, что мы назвали точкой пристежки (фр. point de capiton) – так означающее останавливает скольжение означивания, которое в ином случае не имело бы границ, цепь означающих уже не поддерживается вектором (SS’ ⃗  ). Не будем входить в тонкости его обратного направления, где происходит пересечение, удвоенное вектором (∆S ⃗  )".

На этом простом графе мы видим означающее как антецедент означивания, которое он производит задним числом.

Franz von Stuck-The Kiss of the Sphinx-1905 by freudian mythТак, от мифического наслаждения, заданного как невозможное и именно поэтому запрещенного Законом, мы переходим к падению Закона, что открывает субъекту доступ к двум другим модальностям наслаждения: к фаллическому наслаждению и к прибавочному наслаждению в объекте a.

Начиная с инкорпорации языковой структуры (что соответствует субъективации тела), и ее мифический антецедент, и производные данного процесса могут быть уложены в уже рассмотренную нами схему.

Что до женского наслаждения, о котором умалчивает миф из Тотема и табу – поскольку оно остается вне процесса присвоения означающих, которому оно радикально чуждо – Лакан определит его по ту сторону фаллоса, поскольку оно находится вне означающего.

Он попытается дать содержательное концептуальное определение специфически женскому наслаждению в семинаре Еще.

J. Lacan, Encore, Seuil Paris 1975. – Лакан Ж., Еще.

В первом приближении, согласно свидетельствам мистиков, наслаждение проявляется в экстазе – который определяется как характерный выход из себя, свойственный подобному отрыву субъекта от символического основания – вплоть до блаженства. У женского наслаждения нет ни общего измерения, ни точек соприкосновения с фаллическим наслаждением.

Это-то и позволило Лакану выразить аксиому: "Сексуальных отношений не существует". Его аргументация будет подробно изучена нами далее.

(продолжение следует)

Полина Ювченко для журнала Лаканалия (Санкт-Петербург)